Сообщения СМИ, шум в интернете, и вот без того сложная и противоречивая история еще больше обрастает новыми версиями и домыслами. Это о череде событий, фигурантом которых стал югорчанин Кирилл Антонов. Молодой, крепкий, спортивный парень, который меньше чем за год превратился в злоумышленника, а в итоге оказался жертвой. И, пожалуй, это то немногое, что в этой истории можно утверждать однозначно. Так вышло, что даже маме Кирилла о многом, что произошло с сыном, приходится только догадываться. Впрочем, об этом Ольга Юрьевна расскажет сама. Еще в разговоре участвует, как она сама пожелала представиться, волонтер Татьяна - одна из тех, кто пытается помочь людям, попавшим в беду.

Корр.: Ольга Юрьевна, давайте начнем с момента, как произошло то трагическое происшествие, с которого все и началось.  

О.Ю.: В этом году 3 февраля произошло преступление, в котором участвовал мой сын и еще один молодой человек, который раньше уже привлекался за подобные деяния. Они совершили нападение на человека. Изначально второй шел по делу как подозреваемый, а мой сын лишь свидетелем. Длилось это 3 с лишним месяца. Сначала версия была такая, что Кирилл был пассивным участником преступления и даже оттаскивал нападающего, который наносил ножевые удары. Потом вдруг каким-то странным образом все резко изменилось.

Моего сына забрали на опознание. Позже юристы сказали, что эта процедура была проведена неграмотно, потому что преступление совершено зимой, когда все были в куртках, шапках, а опознание проводилось в летней одежде. На опознании были три человека, Кирилла потерпевший опознал сразу же. Причем понятыми на опознании были лица, проходящие по делу как свидетели. Как нам потом объяснили, юридически это тоже неправильно. Дальше – больше. Кирилл вдруг сам признался в том, что он один совершил это нападение. Это первый адвокат, бесплатный, посоветовал сыну взять всю вину на себя, т.к. за групповое нападение срок больше. Но адвокат, которого мы потом сами наняли, сказал, что зря Кирилл взял вину на себя. Потому что тот ущерб здоровью, который нанес мой сын - просто царапины. А вот соучастник нанес 14 ударов ножом в спину.

Корр.: То есть Вы не отрицаете, что Кирилл тоже наносил удары?

О.Ю.: Да. Конечно, это все со слов сына. Меня же там не было.

Корр.: Что с потерпевшим?

О.Ю.: Он живой, слава Богу, все нормально.

Корр.: Что было дальше?

О.Ю.: Суды. Адвокат нам сказал, чтоб мы не переживали, так как Кирилл ни разу никогда никуда не привлекался вообще. Он спортсмен, не пьет, не курит. Положительный, в принципе, со всех сторон. Кроме этого, произошло примирение с пострадавшим, и он сам выступил на суде с просьбой сильно не наказывать. Но сын мне говорил: «Я виноват и должен ответить». На суде прокурор просил пять лет. Судья назначил шесть лет строгого режима. Мы рассчитывали на условный срок.  

Корр.: То есть суд дал срок даже больший, чем просил прокурор?

О.Ю.: Да. Это был показательный процесс, его снимало телевидение. Все это потом было освещено так, будто националисты истребляют нерусских, хотя ни о каком межнациональном конфликте в приговоре даже не упоминалось. Его просто осудили за нападение на человека, без оговорок о национальности потерпевшего.

Корр.: Что было после суда?

О.Ю.: 4 дня Кирилл пробыл в Советском изоляторе временного содержания, после этого его отправили в Екатеринбург, буквально на 5 дней. У нас была постоянная связь, мы созванивались. Из Екатеринбурга он мне позвонил и сказал, что их перевозят в Тюмень. И все. Это был последний раз, когда я с ним разговаривала. Затем наступила полная тишина. Звонка не было неделю, вторую. Я, конечно, волновалась. 12 ноября мне позвонили из нашего суда, спросили мой номер сотового и сказали, что им интересуются из тюменского СИЗО. Мне должны были позвонить и сказать, куда сына повезут дальше. Я и ждала этого звонка. И только 19-го числа пришло письмо. Я читала и не могла ничего понять. В письме говорилось, что Кирилл направлен на медицинское освидетельствование на предмет наличия тяжелого заболевания. Далее написано, что заболевание препятствует содержанию подозреваемого под стражей. Я сначала подумала, что он решил симулировать, потому что никаких болезней у него не было. Всю ночь не спала, пыталась понять, что же произошло. В 07.20 утра дозвонилась в СИЗО, мне стали нести какую-то несуразицу, отправлять из кабинета в кабинет. Я только успевала записывать номера и звонить по ним. В конце концов, мне дали номер медика. Я позвонила. Мне сказали очень грубо, что это медицинская тайна и мне ничего не скажут. Так звонила раз 16-20. Уже чуть ли не плача, просила сказать, что случилось. Мне сказали только, что у Кирилла произошла резкая остановка сердца и он находится в медицинском учреждении. Я спросила, жив ли он. А мне ответили, что пока жив. Больше ничего не сказали. Затем позвонила секретарю начальника СИЗО, объяснила, кто я, что хочу узнать. Она кого-то спросила про Кирилла, сказала, что он малолетка, и ей ответили, что его ударило током. Но я ее поправила, что ему 19 лет, он - не малолетка, тогда сказали, что перепутали. Потом узнала, что у Кирилла была остановка сердца и больше ничего. Затем в течение 4 часов я разыскивала ту больницу, где лежит мой ребенок. Это оказалась Вторая городская клиническая больница. Доктор мне сразу сказал: приезжайте, потому что это не телефонный разговор. Я спросила, жив ли мой сын и в себе ли он. На что он ответил, что сын не в себе, в коме. И придет ли в себя - большой вопрос. В тот же день выехать не смогла, я только что после операции, у меня поднялась температура до 40 градусов, но на следующий день поняла, что тянуть не могу - мне надо видеть своего ребенка. Приехав в Тюмень, обнаружила, что Кирилл лежит в палате, прикованный наручниками к кровати. У него кома один, кома два.

Корр.: Что это значит?

О.Ю.: Не знаю. Для меня это просто медицинский термин, состояние больного. Я сразу увидела у Кирилла синяки от наручников. След от удара в солнечное сплетение. Мне не дали его сфотографировать. Около меня беспрестанно кто-то был: то полиция, то медики. Там все находится под видеонаблюдением, сфотографировать невозможно.

Когда я приехала, сын лежал с трубкой в горле, подключенный к аппаратам. При мне он пришел в себя - открыл глаза, когда я с ним разговаривала. Но потом врач сказал, что это произошло рефлекторно, несознательно. Сейчас Кириллу ставят окончательный диагноз: вегетативное состояние и постреанимационная болезнь. Это значит, что он никогда не придет в себя, всю жизнь будет таким, как растение. Некоторые врачи считают, что надежда есть, нужно попасть к хорошим неврологам, и, возможно, Кирилл отойдет, ведь организм у него здоровый, ему 19 лет, он спортивно сложен, без вредных привычек.

Как говорят в полиции, Кирилл выкручивал лампочку, его ударило током, он упал и у него остановилось сердце. При этом только через неделю после поступления в больницу ему сделали МРТ и обнаружили еще перелом позвонка. Доктора все утверждают, что его не могло ударить током так сильно. У него на правой руке два ожога, и врачи говорят, что это от электрошокера. Когда я была в больнице, специально разогнула его пальцы на руках: на ладонях нет ни одного ожога, только на правой руке под двумя ногтями запекшаяся кровь. На левой руке сбиты костяшки, то есть он дрался.

Корр.: Какие версии произошедшего у сотрудников СИЗО?

О.Ю.: Версии абсолютно неправдоподобные. Хотя бы потому, что я узнала, что в камере у них нет доступа к лампочкам. Свет им включают только на время приема пищи. И то за этим строго следят. Да и какие лампочки в камере, если у них забирают даже шнурки? Плюс ко всему, когда медики приехали в СИЗО, остановка сердца была полной, решили даже, что он умер. И пока его везли от СИЗО до реанимации, у него было три остановки сердца, грубо говоря, четыре клинических смерти. Но, несмотря на это, сейчас Кирилл уже дышит самостоятельно. То есть прогресс очень хороший. Тюменские врачи соглашаются, что Кириллу нужен хороший невролог, такой есть у нас в Сургуте. Сейчас из Тюмени будет отправлена бумага о состоянии сына и, если врачи возьмутся его лечить, мы перевезем его в Сургут.

Да, есть еще одно странное обстоятельство. Буквально за два дня до моего отъезда над его кроватью поставили полицейскую камеру с микрофоном. Зачем? Думаю, они очень боятся, что он придет в себя и что-нибудь расскажет.

Корр.: Вы, наверное, уже выяснили, какие процессуальные действия должны быть приняты в этой ситуации?

О.Ю.: Еще ничего не узнавала. Я сама после операции, мне тяжело. И было не до судебных дел. Единственное, что сделала – записалась на прием к генералу в Тюмени, но так и не смогла попасть к нему. В СИЗО не пошла, потому что просто боюсь, там практически убили моего сына.

Корр.: На данный момент, что Вы предпринимаете?

О.Ю.: Я обратилась к депутату окружной Думы Э.В. Исакову, чтобы он помог какие-нибудь действия начать. Потому что сейчас нам не дают даже справку о том, что Кирилл лежит в больнице. Попросила заверенную историю болезни, не дали.

Корр.: Еще к кому-то обращались, например, к Холманскому, ведь он депутат Тюменской областной думы?

О.Ю.: Да, я общалась с помощником Ю.С. Холманского Юлией Ткаченко, была в администрации Югорска. Мне обещали помочь в организации доставки Кирилла либо в Сургут, либо в Югорск, в зависимости от состояния его здоровья, но, конечно, только после снятия судимости.

Татьяна: Ко мне приходили мальчишки - друзья Кирилла, ребята, с которыми он посещал приход в церкви, он же в казачестве состоит. Они вместе участвовали на праздниках День России, Димитровская суббота. Мое сердце не могло не отозваться на их просьбу о помощи. Мы помогли Юлии Березовой организовать благотворительный концерт со сбором средств для Кирилла. Но ни один человек из администрации не пришел, и СМИ тоже «не заметили» это мероприятие. Собрались только сердобольные люди, люди из храма. Мы думаем, это потому, что в СМИ появились статьи о том, что Кирилл - националист и один из организаторов «Русских маршей». Я вышла на человека, который на самом деле был организатором, он мне написал, что Кирилл к ним никакого отношения не имеет. Тем не менее, на одном из видео есть съемка с Кириллом, где он на «Русском марше» тягает гирю, то есть участие в этом он все-таки принимал.

Корр.: Касательно СМИ, Вы упоминали, что освещена эта ситуация не совсем корректно. Что именно Вы имеете в виду?

О.Ю.: Тема национализма. Кирилл – не националист. Корреспондент одного издания из Екатеринбурга вышла на меня и попросила все рассказать, когда я прочитала статью – была удивлена, откуда у нее такая информация, что Кирилл националист. Считаю, что освещать этого не стоило СМИ. Статья у него – нападение. Он приготовился отбывать наказание. Вопрос в том, почему его так наказали в СИЗО? За что? Я отдала своего ребенка и что получила?

Корр.: Ольга Юрьевна, более чем понятно, что Вам тяжело говорить на эту тему, но все-таки... У нас в стране нередко бывают примеры, когда в основе каких-либо происшествий лежит не злой умысел, а просто бардак системы и глупость исполнителей. Вы не допускаете, что это именно такая ситуация?

О.Ю.: Я думаю, что если бы не было в этом их вины, они бы мне все сообщили сами и сразу. А у них все скрытно. Мне сначала было непонятно, почему заведующая медсанчасти отпихивается от меня, не может сказать, что произошло. Это же не военная тайна. Когда матери не говорят о трагедии с ее ребенком, это не может быть просто так. 

Корр.: Сейчас Вы ведете сбор средств. А для чего эти средства нужны?

О.Ю.: На лекарства, на переезд в Сургут, на проживание, перелеты, медикаменты, даже специальная кровать стоит 50 тысяч. Я Кирилла воспитывала одна, сейчас еще нахожусь в состоянии после химиотерапии, поэтому очень тяжело все это преодолеть.

Корр.: Вы можете сказать пару слов ребятам и родителям, которые могут оказаться в такой же ситуации?  

О.Ю.: Вот к чему, незаметно, шаг за шагом, может это привести: здоровый крепкий парень лежит в коме без надежды на возвращение в сознание. Все знакомые Кирилла, когда узнавали о произошедшем, говорили: «Это вообще не про него!». Будьте внимательнее к своим детям.

P.S.: Для желающих помочь Кириллу номера банковских карт:

5206 3402 2307 6564 – Ханты-Мансийский банк – Антонова Ольга Юрьевна (мама)

4276 6700 2183 1465 – Сбербанк – Антонов Кирилл Владимирович.

В. Турин