15 февраля 1989 года состоялся вывод советских войск из Афганистана.  Об этом событии написано уже достаточно много, казалось бы, и говорить уже не о чем. Однако нам удалось найти ветерана той войны, назовем его Игорем, воспоминания которого заставляют несколько иначе оценивать некоторые события войны в Афганистане.

Корр.: С чего началась служба в армии?

И.: Служба начиналась с учебки. Есть такой город Дальнереченск, располагающийся на знаменитом Доманском полуострове. Сначала - 4 месяца учебки, потом - служба на погранзаставе имени Стрельникова в составе так называемой мотоманевренной группы. Мотоманевренные группы были созданы для огневой поддержи погранзастав. Дело в том, что рядовая погранзастава рассчитана на 30-40 минут современного боя до подхода мотоманевренной группы. Именно в такой группе я и служил. Мы должны были находиться в состоянии постоянной боевой готовности, поэтому в программу нашей тренировки входила боевая стажировка. Для того, чтобы ее обеспечить, нас вскоре с Дальнего Востока перебросили на Таджико-Афганскую границу.

Корр.: Как перебрасывали?

И.: До Владивостока - эшелоном, потом на «бортах», дальше - служба в Московском погранотряде.

Корр.: Вы знали, что дело пахнет порохом?

И.: Нет, нам объяснили, что это просто боевая тренировка в Таджикистане.

Корр.: Вообще тогда солдат как-то информировали о том, что придется воевать?

И.: Такое, наверное, в кино показывают. Насколько я знаю, никто никого ни о чем не спрашивал и не говорил – «совок» одним словом.

Корр.: Ну и как ты на войне оказался?

И.: Можно сказать, что неожиданно. Недели две мы пробыли в Таджикистане, привыкали к местным климатическим условиям, так сказать. И вот, как-то в пять часов утра, объявили боевую тревогу, загрузили в «борта» и полетели. Когда границу перелетели, то нам по бортовой связи сообщили: «Товарищи солдаты, забудьте, что вы пограничники, мы на сопредельной стороне». 

В Афгане я служил уже в так называемой ДШМГ – десантно-штурмовой маневренной группе. В горах все тропы не перекроешь, поэтому приходилось ориентироваться на данные разведки, которая сообщала о перемещении караванов и скоплении «духов». Тогда на «бортах» высаживали нас, мы зачищали местность и улетали на базу. Проще говоря, занимались диверсионной работой.

Корр.: Поначалу или постоянно?

И.: Постоянно, все девять месяцев, что я там был, если не ошибаюсь, за все время мы совершили порядка 60 боевых вылетов.

Корр.: Если я правильно понял, постоянно на территории Афганистана вы не дислоцировались. Ваша часть там не стояла?

И.: Нет, почему, было что-то вроде базы подкрепления, на которой находилась наша техника, оружие. База стояла в ущелье недалеко от Соланга.

Корр.: Как долго продолжались рейды?

И.: Самый короткий рейд продолжался три-пять дней. Обычно высаживались в высокогорье, где круглый год снег…

Корр.: Вообще, до этого было хоть какое-то представление об Афганистане?

И.: О том, что в Афганистане идет война, конечно, было представление, хотя об этом мало кто из гражданских лиц подозревал. По официальной информации в Афганистане располагалась только сороковая армия и все, по сути, там никого больше не должно было быть.

Корр.: То есть вы не входили в тот самый ограниченный контингент советских войск?

И.: Да, поэтому мы и диверсанты.

Корр.: Помнишь свои первые ощущения? Вы, насколько я понимаю, были уже достаточно подготовлены в морально-боевом плане?

И.: Подготовлены-то были, но в нас ведь не стреляли до этого, да и самим убивать не приходилось. Когда над головой пули свистят - другие ощущения возникают.

Корр.: Ну и каково это, расскажи?

И.: Страх, наверное, приходил позже, после возвращения на базу, когда появляется время осознать все то, что произошло. А во время боевых действий страха нет, потому что там не до этого - есть боевая задача и товарищи, которых нужно прикрывать.

Корр.: Какой-нибудь из первых вылетов запомнился?

И.: Самый первый, когда мы пересекли границу. Что интересно, тогда думали не о войне, не о смерти, а о том, что придем домой не в зеленых погонах, хотя призывались в пограничники. По всем международным конвенциям пограничник не имеет права пересекать территорию охраняемого им государства, это военное преступление, поэтому я не должен был там быть.

Корр.: Какими силами обычно выдвигались на задания?

И.: В среднем 20-30 человек. Перед этим, естественно, забирали все награды, знаки воинских отличий, погоны, документы.

Корр.: Инструктаж какой-то проводили?

И.: Да нет, если не считать правило любого десантника-диверсанта – не должен остаться в живых в случае пленения.

Корр.: А информация о местности, жителях и т. д.?

И.: Общей информацией мы располагали, но каких-то особых курсов не было. Да нас это как-то и не интересовало, мы выполняли интернациональный долг: партия приказала - мы поехали.

Корр.: С местным населением пересекались или только через прицел?

И.: Да, их называли «сарбозами» - это не мирное население, а что-то вроде военной милиции. Совместно с ними проводили некоторые операции.

Корр.: Ты рассказывал, что вы в основном в горах работали, а в кишлаках бывали?

И.: Чаще после того, как по ним поработают «Грады», приходилось зачищать.

Корр.: Самый длинный рейд?

И.: Месяц. Точка была приличная, располагалась высоко. Забросить-то нас забросили, а снять долго не получалось из-за погодных условий, тем более в начале операции у нас были большие потери.

Корр.: Как бытовые условия налаживали? Письма писали?

И.: Да писали, только не упоминали, что находимся на той территории - письма проходили через особый отдел. Для родственников и друзей мы служили на границе.

Корр.: А питание, помывка?

И.: Все было нормально, можно даже сказать на высшем уровне. Продовольствием снабжали из Москвы, была полевая баня и душ. Некоторые жалуются, что даже вши заводились, но у нас все было хорошо, может, потому, что мы относились к КГБ, и обеспечение у нас было по первой категории.

Корр.: Казармы там тоже нормальные?

И.: На таджикской базе мы жили в капитальных казармах, а вот на афганской - в землянках

Корр.: А где чаще приходилось располагаться?

И.: Наверное, поровну. Если ситуация требовала, то в Афгане, чтобы лишний раз в Союз не летать.   

Корр.: А в рейдах как с бытом обстояло дело?

И.: Душа там, конечно, не было, боевая операция все-таки. Питались сухими пайками. Когда нас месяц не забирали, появились напряги с питанием – одна банка на два-три человека в день. Вообще, при загрузке предпочтение отдается боеприпасам, а не продуктам питания, поэтому иногда выходило так. Таскать лишнее не охота. Если мне память не изменяет только боекомплект обычного стрелка - 900 патронов.

Корр.: 900 патронов – это 30 рожков.

И.: Да, но у нас были пулеметные рожки по 45 патронов. В горах с такой амуницией, конечно, тяжеловато. Жить захочешь - будешь лазить.

Корр.: Чтобы наши читатели могли себе представить условия вашей службы, давай нарисуем такую картину: с вертушек вас сбрасывают на точку, что дальше?

И.: Дальше готовишь из подручных материалов себе временное укрытие, сидишь и наблюдаешь, если в поле твоего зрения кто-то появился - то уничтожаешь его в том случае, если иного не предусмотрено. Обычно занимали круговую оборону, для караула назначались две смены – отдыхающая и бодрствующая, по периметру устанавливались сигнальные мины на растяжках, в случае срабатывания которых открывался огонь на поражение. В темное время суток использовались приборы ночного видения.

Корр.: С какой целью вас обычно забрасывали?

И.: Обычно мы работали по данным разведки либо занимали стратегически важные высоты и прикрывали автомобильные колонны из Союза с продовольствием и вооружением.

Корр.: Трофеи брали? Знаешь что такое бакшиш?

И.: Это обмен что-то вроде «мне – тебе». А трофеев не брали, потому что когда возвращались домой, я имею в виду после дембеля, нас шерстили по полной. У меня забрали все фотографии. Армия есть армия, дембельский альбом, все дела – у нас этого не было. У меня нет ни одной фотографии из Афгана. На бакшиш патроны меняли и сгущенку, и тушенку на спирт и водку.

Корр.: А как же анаша?

И.: Честно скажу, я ни разу не курил ни там, ни здесь, и из моих ребят тоже, не знаю даже почему. А стресс снимали водкой.

Корр.: Часто пили?

И.: Постоянно.

Корр.: Пьяная дивизия?

И.: Ну да. Пойми, на трезвую голову воевать невозможно. Я не говорю, что мы в хлам напивались, но, тем не менее, боевые сто грамм сами себе устраивали.

Корр.: Брагу ставили?

И.: Не до этого было, проще - бакшиш.

Корр.: Что еще у местных брали?

И.: Да все.

Корр.: И даже оружие?

И.: Самое лучшее оружие у нас было, у них - все китайское. В принципе, на бакшиш шла видео-  аудиоаппаратура, японские кассеты типа «Panasonic». В Союзе этого не было, а в затрапезном афганском ауле было.

Корр.: Домой же нельзя было это все забрать?

И.: Естественно, но мы тогда еще этого не знали, домой я ничего не привез, прятал, а толку-то?

Корр.: Другая культура, другая территория, другой образ жизни. Насколько это все действовало на ваши неокрепшие юношеские умы?

И.:  Когда туда попадаешь, первое, что производит впечатление – это средневековость: поля пашут какими-то мотыгами, сельскохозяйственной техники нет, муку делают при помощи каменных жерновов, электричество отсутствует. Тем не менее, заходишь в какое-нибудь жилище – света нет, но стоит японская магнитола.

Корр.: Зарплату вам платили?

И.: Да, чеками.

Корр.: Символически, только на сигареты?

И.: Сигарет не было, только табак, а чеки выдавали после дембеля и, знаешь, хватало. В то время я один из первых привез в Советский видеомагнитофон, тогда в 86 году – это была дорогая игрушка, поскольку даже еще видеосалонов не было, они появились несколько позже.

Корр.: Выходит, ты девять месяцев шнырял по горам за видик?

И.: Выходит так (смеется). Я вот вспоминаю, у меня было порядка 70 чеков, которые в «Березке» шли один к рублю.

Корр.: При выдаче чеков учитывались боевые заслуги, воинские звания и так далее?

И.: Это не учитывалось. Что ты в штабе сидишь, что в окопе, все едино – семь рублей довольствие солдата в то время.

Корр.: С местными накоротке общались?

И.: Нет, языка не знали. У нас хоть и были переводчики - таджики, но они очень часто менялись, потому что их свои же убирали за пособничество нам.

Корр.: Почему таджики?

И.: Я думаю, 80% населения Афганистана составляют таджики, поэтому таджикский и афганский языки очень похожи, по крайней мере, они друг друга понимают. Так вот, с местными мы не общались еще и потому, что имели такую установку, сам понимаешь, днем - он с тобой, а ночью в спину выстрелит.

Корр.: Пока служили, какую-то информацию о том, что происходит в Союзе, получали? Телевизор смотрели хотя бы?

И.: Телевизор был на погранзаставе в Таджикистане. Телевидение тогда существовало одно – Первый канал. А в Афгане настраивали рации на радио «Голос Америки», вот там правду говорили.

Корр.: Каково было со знанием этой правды выходить на операции?

И.: Нормально, кстати, «Голос Америки» мы еще на Дальнем Востоке слушали, поскольку его там не глушили, как в центре Союза. Да как-то мы и не задумывались, нас послали – мы делаем.

Корр.: Как отношения между сослуживцами складывались? Все-таки люди разные, а условия экстремальные.

И.: Отбор у нас очень серьезный был. Наш комбат служил в Афгане с самого начала 1979 года, водил туда группы постоянно и поэтому очень строго подходил к подбору кадров. Смотрел на национальность, почему-то не любил украинцев, белорусов и москалей.

Корр.: Это тоже национальность?

И.: Для него - да, поэтому на нашей погранзаставе по его требованию не служили москвичи и жители Московской области.  

Корр.: Неужели не было ни одного случая, чтобы кто-то сбежал, струсил?

И.: У нас - не было, честно.

Корр.: А как дедовщина? Отношения с офицерами?

И.: Все это было в Союзе, в учебке и лычки пришивали, и полы драили. В Афгане комбат сразу дал понять, что этого не допустит. Да и этого не может быть на войне. Представь, сегодня кто-то тебя обидел, а завтра вы вместе идете в бой, и твой обидчик рискует не вернуться – и никто разбираться не будет, война все спишет. Офицеры гнилые были, но только в учебке, а в Афгане все были настоящие. Хотя я могу говорить только про свое подразделение

Корр.: Какими были потери?

И.: Из 300 человек вернулось 98.

Корр.: Но это ведь даже для Афганистана очень много! Почему так? Вооружение отличное, экипировка хорошая, командование – все сплошь молодцы, а такие потери?

И.: У нас были пиковые выбросы. По определению мы не должны были находиться на этой территории, нас забрасывали в наиболее сложных ситуациях. Мне трудно себе представить, что говорили офицеры родителям погибших солдат. Думаю, все потери списывались на границу. В качестве примера: потеряли две группы по 30 человек. С разведки пришло сообщение, что якобы работать нужно против незначительных сил противника, а высадили в пекло, и группа была уничтожена за пару часов.

Корр.: Как в «9 роте»?

И.: Да. Когда я «9 роту» в первый раз посмотрел, то, как будто бы, снова там побывал. У нас была шестая рота – рота «залетчиков», а там - девятая. Фильм правдивый, все нападки на него необоснованны. Скажу еще, что американское подразделение «Черные аисты», которое в картине фигурирует, действительно существует. Мы с ними встречались в боевой обстановке. «Черные аисты» - это такое же, как у нас подразделение.

Корр.: Как вы их опознали? Они же тоже засекречены, без нашивок.

И.: Нет, они в полной амуниции с шевронами и погонами, как положено.

Корр.: Поподробнее, как это происходило?

И.: Их высадили для прикрытия афганских караванов с американским вооружением и продовольствием. Наша задача - караван уничтожить, их – защитить.

Корр.: Чем закончилось?

И.: Было месиво и с той, и с другой стороны.

Корр.: Хорошо. Наверняка, вы общались с ребятами из официальных частей. Они знали о вас?

И.: Нет, конечно.

Корр.: А как дело обстояло с наградами?

И.: Награды тоже видимо из-за конспирации на нас не сыпались дождем. Боевых наград у меня нет, в основном - пограничные. В пограничных войсках есть такая степень отличия, как «Отличник погранвойск первой и второй степени». До первой степени солдату сложно дослужиться, ее, в основном, присваивали офицерам. Для того, чтобы получить вторую степень, нужно было предотвратить от двух нарушений государственной границы. Мы с Афгана пришли - нас второй степенью наградили. Я считаю боевой наградой медаль «От благодарного афганского народа».

Корр.: С каким чувством встретил окончание боевых операций? Во сне потом долго воевал? 

И.: Честно говоря, я этого уже не помню, но, по словам матери, было такое. И по ночам, говорит, вскакивал, и сапоги искал, и автомат.

Корр.: Как окружающие реагировали, когда узнавали о том, где ты служил?

И.: Мои родители целый год после дембеля об этом ничего не знали. У меня мать нашла удостоверение, в котором написано, что за успешное выполнение заданий Правительства имею право на льготы.

Корр.: Неужели ни разу не подмывало рассказать друзьям, что воевал в Афганистане?

И.: Нет, мы тогда к этому серьезно относились. 

Корр.: Как же была нарушена эта секретность?

И.: Мне пришла награда «От благодарного афганского народа», когда военком ее вручал, естественно, об этом узнали многие. А поначалу меня даже на учет не ставили. Обычно, когда ты приходишь из армии на гражданку, военный билет при тебе, у меня его не было, он в штабе остался. Когда мы на последнюю операцию улетели, документы все забрали, а уже после операции нас сразу же перебросили на Дальний Восток, документы остались в Таджикистане.

Я пришел в военкомат, на руках была только справка о демобилизации. Объяснил ситуацию, мне не поверили. Военком, сам из войсковых, говорит: «Пограничник не может находиться на сопредельной стороне. Что ты мне басни рассказываешь?»  

Потом документы пришли, и тут выяснилось, что те, кто служил в Средней Азии, должен пройти специальный карантин. Начались бесконечные анализы, прививки, уколы и т. д.

Корр.: Зато льготами начал пользоваться.

И.: Это раньше было, сейчас вообще ничего нет.

Корр.: Квартиру дали?

И.: Нет, хотя я до сих пор первый в очереди стою. После меня люди получили, а я нет. Списки очередников, сформированные во времена Союза, аннулировали, я заново встал в 2000 или в 2001 году. Дают же тем, кто просит, а я как-то по-другому воспитан, не могу ходить по этим кабинетам.

Корр.: А всякие пансионаты, курорты, скидки на билеты и так далее?

И.: Ни разу нигде не был. Тоже нужно ходить, выпрашивать. Как-то пришел в больницу на профосмотр, а врач спрашивает, как я съездил, видела, мол, в документах твое имя, что ты получил путевку. С тех пор я в больницу вообще не хожу.

Корр.: Ты рассказал о службе и войне с чувством благодарности к армии, но в то же время есть ли место обиде за то, что не оценили?

И.: Нет, мне никто и ничего не должен, той страны, за которую я воевал, больше нет.  Если новое Правительство не считает нужным нас как-то поощрять, то это их право.  

Подготовил В. Тихомиров