Уважаемые читатели, предлагаем  вашему вниманию репортаж о поселке Пионерский. Его автор — екатеринбуржец, побывавший у нас в гостях. Возможно его впечатление спорно в силу субъективности (первое впечатление, как правило, редко отражает истинную суть вещей), но, с другой стороны, всегда интересно взглянуть на свою жизнь чужими глазами…    

Виктор долго и терпеливо объяснял по телефону, что поеду я в поселок Пионерский, но билет мне нужно брать до станции «Алябьево».  «Да, и на комфорт особый не рассчитывай»,— добавил он, немного подумав. «Что ж брать с собой — спички, соль и теплое белье?»  Смешка в ответ не последовало, и тут я задумался…

Железнодорожное путешествие из Екатеринбурга до станции Алябьево длится часов пятнадцать и не представляет собой ничего примечательного. Разве что, чем дальше едешь, тем дома ниже, однотипнее. За окном вагона местность становится глуше и  болотистее. Но вот что действительно произвело на меня сильное впечатление, так это горы сваленной древесины на одном из переездов близ «Алябьево» — у незнакомого поселка, на безымянной высоте. Это не просто горы, это Сахара загубленного дерева, памятник хозяйственной безрассудности. Сотни кубометров гнилых досок занимают все обозримое пространство на протяжении нескольких километров и производят  удручающее впечатление. Все это как-то не вязалось с моими школьными представлениями о географии Севера — карликовые березки, тундра, лесостепь.

Вышел как бы на вокзале… из вагона — в сугроб. А вокруг  тишина, я даже поежился с непривычки. Ни одного угодливого таксиста или носильщика, лишь несколько человек топтались в снегу вдоль вагонов. Стало холодно, пошел вдоль перрона, по узкой протоптанной дорожке, к привокзальной избе погреться. Привокзальной избой оказался непосредственно вокзал: крохотная комнатенка, изрядную площадь которой занимает огромная железная печь, как в сауне. Вторая часть пространства отдана под массивные камеры хранения, которым, судя по всему, местные не доверяют. Окно кассы оказалось небольшим пропиленным в стене квадратиком…  Пол каменный, стены деревянные.  «Здесь, видимо, свои масштабы», — начал было ерничать я мысленно, но тут вдруг рявкнул вокзальный «матюгальник», занимающий полстены.

На следующий день была экскурсия по местным достопримечательностям. Вся значимая жизнь поселка сосредоточена в пределах центральной улицы, которая, как и полагается, носит имя Ленина. Кстати, памятник самому Ильичу  пионерцы после известных политических событий убрали с площади в заросли от греха подальше и поближе к  парикмахерской, где теперь гениальная лысина вождя служит рекламным указателем. Сама же улица Ленина — это широкая накатанная колея, длиной километра в два. Дорожной разметки нет, знаки просто воткнуты в землю под разными углами, многие произвольно повернуты нетрезвой силой, оттого совершенно невозможно по ним ориентироваться. Но местных автомобилистов, видимо, это не беспокоит. Проезжая часть, кстати,  разделена от пешеходной зоны спрессованными ледяными буграми и сугробами, поэтому для того, чтобы перейти проезжую часть, сельчане сначала преодолевают снежные курганы. Но и эта граница весьма условна, потому как улицу пешеходы переходят  где и когда им вздумается, а автомобилисты, в свою очередь, паркуются  прямо на тротуарах перед дверьми магазинов, общественных мест, домов и вообще ездят по пешеходным дорожкам. Вот такой вот негласный договор. Дома старые деревянные одно- двухэтажные, реже блочные. Щедро используется декоративный кирпич, в основном,  для облицовки старых деревянных стен. Я такого нигде не видел! При этом, по словам Виктора, местный кирпичный завод находится на грани банкротства! Почему в Пионерском нет ни одного многоэтажного дома? Видимо, потому что один многоэтажный дом может бросить тень на весь поселок.

Но больше всего на улице Ленина  меня поразило трехэтажное блочное здание местной средней школы. Оно выкрашено в нежно-розовый цвет женского белья. Почему именно розовый? А никто не знает.  Здесь также никто не слышал о запрете на продажу алкоголя вблизи образовательных учреждений, потому что пивные ларьки и игровые автоматы буквально обрамляют здание школы. И никаких народных возмущений, пикетов, акций протеста. Поразительно! «Как вы тут живете, в этом пространственно–временном вакууме? Вас хоть что-то беспокоит Виктор?» «Умники из больших городов», — поспешил тот огрызнуться.  Ну и как можно в чем-либо убедить человека, который учился в розовой школе?!

Отдельного рассказа заслуживает наш поход по магазинам — шоппинг. Первым делом, Виктор показал мне торговую лавку все на той же улице Ленина, которую местные называют «Дубровский». Почему магазин так называется - никто не знает, но к творчеству Александра Сергеевича Пушкина это не имеет никакого отношения. Низкая деревянная хибара, обложенная все тем же облицовочным кирпичом. Зайдя внутрь, я ощутил непередаваемую и забытую ныне атмосферу старых уралмашевских булочных. Время для меня остановилось. Стены и потолок из дерева, никакого пластика, навесных потолков, самообслуживания, корзинок, камер хранения. Только банкомат, присобаченный к полу в переднем углу, напоминает о том, что двадцать первый век на дворе. И так везде…

В магазинах никакой суеты, давки, никто никуда не спешит. Медленно формирующаяся очередь лениво ожидает продавщицу, которая может уйти в подсобное помещение по своим нуждам, в то время как второй продавец тут же начинает перекладывать фрукты из одной коробки в другую по каким-то своим соображениям. И все будут ждать!!! 

Цены  по меркам  Екатеринбурга дикие. Выбрать нечего. Есть необходимый минимум продуктов. О разнообразии говорить не приходится: если есть рыба, то определенного вида, если овощи или фрукты, то одни и те же во всех торговых точках. При желании приготовить салат  можно обойти все магазины и не собрать необходимых ингредиентов. Покупают не то, что модно, полезно и вкусно, а то, что есть. Известная экономическая формула — спрос рождает предложение - здесь не работает. Магазины работают с перерывами на обед, об удобстве покупателей не думают ни торговцы, ни сами покупатели. Куриные ноги и электроприборы могут лежать по соседству. Ценники «прикалывают»: пачка элитных сигарет «More» - на грязном прилавке, а под ними корявым почерком на бумажке начертано по-русски:  «Морэ». Та же история с известными конфетками «эМ энд Дэмс».

Потом мы с Виктором наведались в распальцованный двухэтажный и, конечно же, кирпичный мебельный салон. Входная дверь из кованого железа, как в особняке. Заходишь  внутрь и сразу же попадаешь в мир дорогой и настолько же заурядной мебели. Ассортимента, естественно, никакого: парочка диванчиков «а-ля поспать». Продавцы, они же консультанты, апатично взирают на посетителей, не проявляя к ним никакого интереса. Я предположил, что это гипнотическое воздействие твердого оклада.

В принципе, такую мебель и в Екатеринбурге продают (скорее всего, она оттуда)  только с меньшим антуражем. Но вот  что даже у нас придется поискать, так это огромный бильярдный стол стоимостью в полторы тысячи долларов. «Извините, а клюшек для гольфа у вас случайно нет?» — поинтересовался я у девушки на всякий случай, но тут Виктор выпихнул меня на улицу. Я сделал вид, что обиделся. Все-таки я был прав насчет местных масштабов.

Потом был поселковый рынок, посещение которого вогнало меня в шоковое состояние. На рынке все русские!!!  В основном женщины, торгующие вьетнамо-китайским тряпьем, одним и тем же, по одной цене. Никакой конкуренции, короче. Однако наиболее примечательно не то, чем торгуют, а то, как они это делают. А никак! Реализатор, он же предприниматель, приходит на рынок часам к одиннадцати, не спеша раскладывает товар по лавкам (лавки деревянные, рынок на улице) и начинает стоять. Утро стоит, день стоит… Если надоедает, сворачивает пожитки и до завтра. И ведь идет торговля! А я для себя решил, что теперь всех знакомых нытиков-предпринимателей буду отправлять в Пионерский. Пусть посмотрят на то, как решаются проблемы мелкого бизнеса.

«Даже не знаю, Виктор, на что бы я смог здесь потратить деньги, если бы они у меня появились», — поделился я как-то сомнениями после очередного экскурса по местным торговым заведениям.  Тогда Виктор решил показать мне то, как живут пионерцы, у которых жизнь, что называется,  удалась. Посещение  микрорайона для VIP-персон  отрезвило мой скептицизм. Навороченные двухэтажные особняки с коваными оградами и даже с некоторыми претензиями на оригинальность внешнего дизайна с одной стороны улицы и  местное кладбище — символ скорби, смирения и покоя —  с другой. Но у пионерцев, видимо, сложилось свое собственное отношение к вопросам жизни и смерти, основной постулат  которого «Все там будем!»  свидетельствует о невероятном бесстрашии и жизнелюбии. Нет!  Екатеринбургским толстосумам определенно далеко до такого: обложились бронированными «Мерседесами», бритоголовыми телохранителями и все норовят поселиться на берегу водоемов в природоохранной зоне. И о вечном задуматься некогда.

Там же мне удалось увидеть пару-тройку приличных даже по нашим меркам иномарок. Запчасти на некоторые из них с трудом и в Екатеринбурге сыщешь. Ох уж эти провинциальные масштабы!

Остальные жители Пионерского передвигаются автобусами. Автобусы — «ПАЗики», курсируют в основном между другими поселками, как здесь говорят жители «пионерского куста». Поселки, их два или три, еще меньше Пионерского, не запомнились мне ничем примечательным. Зато местные жители опять поразили. Во-первых, здесь в автобусе принято платить за проезд, во-вторых, если даже автобус переполнен, нет давки, препирательств и прочего безобразия, характерного для общественного транспорта крупных городов. И, наконец, самое поразительное — это характер взаимоотношений между кондуктором и пассажирами автобуса. Кондуктор сидит на месте, все подходят к нему, как к кассе, и платят за проезд. Невероятно! Чуть позже я узнал, что до недавнего времени кондукторов в местных автобусах вообще не было — все платили водителю.

На этом мой рассказ о путешествии на Север можно было бы завершить, если бы не одно обстоятельство. После недели вялотекущей жизни в Пионерском, где каждый прожитый день мало чем отличается по впечатлениям от предыдущего, мне вдруг захотелось хлеба и зрелищ — заскучал я. Тут Виктор беспомощно развел руками, вздохнул и мы пустились во все тяжкие. Тогда я познакомился с еще одной стороной жизни Пионерского — культурно-массовой. Сначала мы поехали на дискотеку в какой-то поселок пионерского куста. Я думал, что к этому времени меня мало чем можно удивить, но… Посреди маленького танцпола возвышалась колонна служившая подпоркой то ли потолочным перекрытиям, то ли особо измотавшимся танцорам. Но всем эта колонна нравилась — они к ней привыкли. Потом еще был прокуренный бар с огромной пальмой в ограниченном пространстве, пьяный вой раздолбанного караоке, головная боль и красные глаза. Лепота! По дороге домой, я все пытался сообразить, как они тут размножаются? Ведь даже девушку-то  пригласить некуда.

И вот уже в вагоне поезда по пути в Екатеринбург я пытался обобщить и проанализировать все впечатления прожитой недели и пришел к выводу, что больше всего на Севере меня поразили люди: своей неспешностью, основательностью, прямодушием и терпением. Как можно жить в месте, где кажется, что день длится десятилетие, а впечатлений десяти лет едва хватит на час? Но, с другой стороны, какая там тишина! Ей богу, умирать буду, приеду туда.

                                                                   О. СКВОРЦОВ