В послепраздничной чехарде нередко остаются незамеченными праздники меньшего масштаба, чем Новый год и Рождество. Например, День работника прокуратуры РФ (12 января) и День российской печати (13 января). Между тем, с представителями и той и другой профессии было бы любопытно побеседовать, что, собственно, мы и сделали. Несмотря на очередность дат, сегодня мы представляем разговор с нашим местным, легендарным журналистом, членом Союза журналистов с 1983 года Г.Л. Беловол.

Корр.: Галина Леонидовна, учитывая, что тема для нас обоих болезненная, давайте сразу договоримся: я попробую сделать вид, что вообще ничего не знаю и не понимаю в этой сфере, тем более, это так и есть.

Г.Л.:А я сделаю вид, что все знаю… (смеется).

Корр.: Отлично. Но для начала давайте выясним, сколько времени Вы уже в журналистике?

Г.Л.: Трудно сказать. Как многие в наше время, начинала юнкором в башкирской республиканской молодежке «Ленинец». Школу закончила в 1966 году. В университете  сотрудничала с башкирским радио. Членом Союза журналистов стала 30 лет назад - в 1983 году.

Корр.: Галина Леонидовна, для этой беседы у нас было еще два кандидата. Один из них молодой, а другой уже весьма маститый журналист. Первый отказался от интервью со словами: вам ведь нужно все, как есть, а если я так расскажу, меня назавтра уволят. А второй сказал: то, что я думаю о современной журналистике и вообще о современности, лучше не предавать огласке. Вы понимаете, что они имеют в виду?

Г.Л.: Мне вообще современных журналистов жалко. Я читаю много газет: «Аргументы недели» и «АиФ», «Собеседник», «Версию», «Комсомольскую правду», «Новую», окружные, заглядываю в местные и хочу сказать: чудовищная зависимость от муниципального кошелька делает газету совершенно иной. Одно время  сильно возмущалась, что нашу газету переименовали в «Первую Советскую», а теперь думаю, что это не важно, так как это уже действительно не та газета, в которой я работала. До того, пока СМИ не перешли  на уровень муниципальных заказов, была несколько иная схема. Газеты подчинялись округу, и здесь, внизу, это развязывало руки. Местное начальство работало хорошо – ну и, слава Богу, а если нет - можно было его критиковать. Эту схему быстро сломали. И теперь читатель не получает объективной картины происходящего даже в своей деревне, да и журналисту работать в этой ситуации неинтересно.Потому что журналистика находится на службе у власти.

Корр.: Вы сказали, что Вам жалко журналистов, а кого больше: журналистов или читателей?

Г.Л.: Это же взаимосвязано, да и нормальный читатель обычно отказывается от плохой журналистики. У нашей районки в лучшие времена тираж доходил до 12 тысяч экземпляров. Я даже знаю случаи, когда наши земляки делали копии газеты, отправляли в Ивановскую, Костромскую области, чтобы показать, как мы работаем, пишем, какие смелые.

Корр.: Насколько Вы объективно судите? Нет здесь какой-то зависти или элементов спора отцов и детей? Сейчас новое племя пришло, может быть, у Вас ревность, потому что они не так пишут, не так танцуют?

Г.Л.: Этого не исключаю. Но, во-первых, я не судья. Во-вторых, завидовать-то нечему. Если каждую твою заметку таскают в зубах в белый дом и если что-то не так - вырезают. Я ведь на себе это испытала, когда мне выворачивали мозги девочки из аппарата, и было это не так давно, при действующей власти. Дело даже не в контроле. Хитрость в том, что они сейчас работают по принципу оказания услуг. Тебе это заказали - ты пиши так, как заказали. Это самое страшное. У корреспондента нет возможности высказать иную точку зрения.

Корр.:Но, Галина Леонидовна, неужели сейчас труднее, чем в период партийного тоталитаризма?

Г.Л.: Тогда было гораздо проще. Первые лица высказывались в передовицах. Почему бы сейчас не дать колонку главе города или главе района? И пусть каждый из них там свое личное мнение публикует. У Павла Митрофанова было такое правило: пиши, но дай мне ответить. Это было здраво. Но теперь даже этого не стало. А какой реальный тираж у газеты? Об этом же надо бить в колокола!

Корр.: И все-таки со свободой слова лучше сейчас или в те времена?

Г.Л.: Это смотря на кого нарвешься. Мы застали те времена, когда никаких тормозов и ограничителей не было, кроме личного чувства меры, вкуса, воспитанности.

Корр.: Это Вы говорите про времена анархии 90-х?

Г.Л.: Я говорю про 86-88 годы и до середины 90-х. Помню, в то время к нам на районное телевидение приходил Г.Н. Зеленцов, тогда уже глава администрации. Ему нужно было какой-то материал просмотреть. Запомнилось, как он сказал: «Да пишите, что хотите…».

Корр.: Кстати, про тормоза и ограничения. Относительно недавно я встречался с Владимиром Тимофеевичем Фомичевым- это Ваш коллега по «Пути Октября» в 70-е годы…

Г.Л.: Даже больше - он мой учитель.

Корр.: Так вот, он показал карикатуру на Ельцина, которую они опубликовали, когда он был главным редактором газеты «Пульс Тушино» в Подмосковье. Я тогда задумался, а сможем ли мы опубликовать эту карикатуру?

Г.Л.: Азачем? Хотя это дело вкуса и опыта житейского. Это бы не дало никаких дивидендов ни вам, ни читателю, который на подобное уже насмотрелся. Да она и неинформативна. Мы же говорим об информации и об истине. А здесь человек, который справляет нужду. Значит, истина в том, что он или пьяный, или ненормальный. Что из этого истина точно, мы не знаем. Следовательно, и информации у нас об этом человеке нет.

Корр.: Вообще-то это не просто человек, а Президент России. Получается, что Вы против публикаций подобного рода. Понятно, когда происходят идеологические столкновения - отцы и дети. А здесь, как говорится, Вы с одной грядки. Это показывает, как противоречива журналистика и как не просто порой принимать решения. Кстати, подскажите: как быть нам, публиковать теперь эту картинку или нет, учитывая, что читатель заинтригован?

Г.Л.: Думаю, что нет, просто поясните читателям, о чем идет речь.

Корр.: Хорошо, так и сделаем. В качестве пояснения приведем подпись под рисунком: «Карикатура на Б. Ельцина в легендарной газете В. Фомичева «Пульс Тушино». Президент России «в США, выйдя из самолета, на глазах встречающих стал мочиться. Об этом хулиганском поступке не решились рассказать ни одна другая газета, ни радио, ни  телевидение» (Э. Хлысталов)». Идем дальше. То есть тогда был период оттепели, а сейчас заморозки все жестче и жестче?

Г.Л.: Сейчас все прибрали к рукам. Нашли хорошие способы управлять.

Корр.: Хочется поставить под сомнение тезис, что муниципальную прессу жалко, потому что ей приходится быть пропагандистской. А разве сильно отличается региональная, федеральная пресса? Просто все зависят от своего уровня власти. Центральные каналы, например, эфирные, они что, свободные, говорят правду?

Г.Л.: Нет, конечно. Там просто технические возможности побогаче, аудитория побольше. Есть еще одно направление спора: возможно ли вообще существование свободной прессы? Я прихожу к мнению, что сейчас тем более невозможно, а при советской народной власти такое, может, и могло быть.

Корр.: Здесь волей-неволей возникает вопрос о нашей газете: мы либо не пресса, либо не свободная, либо не существуем?

Г.Л.: Вы существуете за счет рекламодателей.

Корр.: Да, и за счет читателей. Это две составляющие, за счет которых можно существовать, чтобы быть относительно независимыми.

Г.Л.: Согласна. Но вы, к сожалению, редкое исключение.Хотя в какой-то степени вы тоже зависите от нашей власти. Я так думаю, что дипломатию вы соблюдаете или не переходите какие-то черты, или, может быть, все-таки не опускаетесь до уровня желтой прессы.

Корр.: Видимо, в силу тех причин, о которых мы говорим, у нас в обществе часто относятся к журналистам, как к журналюгам. Вы чувствуете это? Выражаясь современным языком, Вам не стремно признаваться, что Вы – журналист?

Г.Л.:Нет. Наверное, я смолоду настолько этим была заражена. Частенько вспоминаю, когда типография была старенькая с ручным набором, меня возбуждал запах типографской краски. Мне так нравилась работа над газетой. И мне никогда не было стыдно за то, что я писала.

Корр.: А в целом за журналистский цех не обидно?

Г.Л.: Сейчас нет цеха. Вы уж, извините, но у меня все равно разговор к районке сводится.  Раньше была редакция, в которую люди считали за честь прийти, пообщаться, потому что там было интересно. Там всегда витал воздух вольнодумства. А сейчас редакцию до такой степени обжали, что там прийти и поговорить с человеком даже места нет. Практика общения с журналистами, с интересными людьми тоже сейчас умирает везде. У нас были выездные редакции. Мы объездили все поселки района. Это дорогого стоило, потому что мы видели глаза своих читателей, а они видели, какие мы. Теперь этого нет.

Корр.: Может, это просто не востребовано читателями?

Г.Л.: Есть две задачи СМИ: или человека втаптывать и показывать ему, что он далеко не ушел от обезьяны, или его поднимать, делать чище, духовнее. К сожалению, первая задача даже более захватывающая. Я по своему опыту знаю, чтоо хорошем писать труднее. Написать про какую-то сволочь легче.

Корр.: Есть два мэтра современной журналистики, которые стоят на противоположных позициях. Один - Познер, который считает, что журналист должен быть ответственным, должен просвещать. И есть Венедиктов - главред «Эхо Москвы», который утверждает, что задача журналиста – просто честно доносить информацию.

Г.Л.: Это хорошо, что пока есть поле и темы для спора. Хотя я хочу сказать, что на сегодняшний день «Эхо Москвы» не является для меня нравственным ориентиром.

Корр.: А кто является?

Г.Л.: Поскольку я все-таки человек того времени и вынуждена это признать, для меня  духовным ориентиром всегда был Василий Песков - журналист «Комсомольской правды». Сейчас Валентина Патранова - журналист окружной газеты «Новости Югры».

Корр.: А из тех, кто сейчас на кнопках телевизора, Вы, как человек, профессионально разбирающийся в журналистике, что посоветуете?

Г.Л.: Учиться, конечно, нужно на хороших примерах. Вот, возьмем Андрея Караулова, скандалиста известного. Я смотрю на него и учусь, как не надо делать. Или, допустим, Зейналова, мне нравится ее экспрессия, но я уважаю телевизионных журналистов, у которых хороший язык. Кондулуков очень хорошо говорит, что на телевидении не часто бывает. Мне нравится Андрей Угланов - главный редактор «Аргументов недели». У него ясный, лаконичный  и в то же время образный стиль изложения. Категорически не приемлю Ксению Собчак, потому что она часто переходит грань, которую профессиональный журналист не может позволить себе перейти.

Корр.: А Леонтьев, Доренко?

Г.Л.: Доренко меня просто натуральным образом раздражает, как телезрителя. Если не называть другие фамилии, некоторые наши телевизионные мэтры частенько напоминают дятлов. Когда дятел стучит, он только себя слышит. А журналистика - это же общение.

Корр.: В Международной декларации журналистов самый первый пункт звучит так: уважение истины и права общества на истину является первым долгом журналиста. Если человек руководствуется этим принципом - он журналист. Если он от него отступает, то пропорционально степени отступления он перестает быть журналистом. Вы согласны? 

Г.Л.:Я считаю, что наше российское“Глаголом жечь сердца людей» больше относится к журналистике. Наша миссия - поднимать человека. 

Корр.: Но это не противоречит декларации.

Г.Л.: Не противоречит. Просто сейчас мы слишкомувлеклись разными международными конвенциями, декларациями. В данной ситуации все зависит от степени твоей внутренней порядочности, воспитанности, заинтересованности. Чего ты сам хочешь: жить среди нормальных людей, которые вместе с тобой страдают, мучаются, ищут дорогу, или чувствовать себя белой вороной среди каких-нибудь недоумков.

Корр.: Да, но честность и порядочность - это роскошь, которую не все могут себе позволить. Такая гипотетическая история: молодая девушка, мать-одиночка, недавно отучилась на журналиста. У нее два варианта: работать за хорошие деньги, но переступив определенный порог честности, или работать честно, но за меньшее довольствие, а, может, и вовсе быть безработной. И что она выберет: сытный ужин для своих детей или рассказы им о честности на ночь?

Г.Л.: Этими вопросами люди уже давно озабочены. Когда мой сын был маленьким, тоже приходилось выбирать, под какие рассказы укладывать его спать. Про сытость или голод я не говорю. Об этом приходится думать в нынешнее время. Тогда хоть и показывали пустые прилавки, все же мы что-то ели, что-то пили, что-то носили.

Когда я приехала на Север, моя профессия мне была интересна не высокими идеалами. Мне важно было в ней утвердиться. Мы жили в то время, когда из репродукторов звучали песни про «запах тайги». Очень хотелось себя попробовать, проверить, на что я способна, как у меня получится. Было сложно, трудно. Длинный рубль в журналистике никогда не играл большой роли. Это могу сказать точно. Если вернуться к вашей истории про девушку, то мой сын тоже приходил домой и говорил, что хочет джинсы. Я говорила, что работаю в редакции, потому не могу это себе позволить. Как-то я находила слова, чтобы воспитывать. А вот честного человека или подлеца-проходимца - этот вопрос и тогда стоял, и каждый на него отвечал по-своему.

Корр.: Та атмосфера, в которой Вы жили, помогала пережить моменты: есть джинсы - нет джинсов. Тогда люди были наполнены иными ценностями, а сейчас все больше товарно-материальные доминируют. Сейчас те же джинсы - это неотъемлемый минимум. 

Г.Л.: Тем не менее, исейчас журналистика должна вспомнить свое главное предназначение - помогать человеку искать истину. Хотя все равно ведь истину каждый ищет сам.

Корр.: Порой, к нам обращаются молодые люди, решившие стать журналистами, с просьбой рассказать про эту работу. Вы бы что сказали, стоит или не стоит идти в журналисты, и чего ожидать от этой работы? Либо придется быть писарем, вступить в сговор с совестью и получать хорошие деньги или же придется писать правду-матку и сводить концы с концами. Об этом нужно предупреждать?

Г.Л.: Да, нужно. Есть простое правило: журналистика - это первый шаг к писательству. Говорят, что писатель - это журналист, который успел написать книгу. А есть еще заповедь: можешь не писать - не пиши.

Корр.: И под занавес пара слов по поводу самого праздника.

Г.Л.:Во-первых, я хотела бы поздравить тех, кто помнит нашу газету «Путь Октября», наших читателей. Любая информация - это творчество. А любое произведение рождается из того, что автор встречается с человеком, которому оно предназначено. Читатели у нас замечательные. Они нам очень многое прощали, с большим доверием относились, писали письма. Сколько таких писем легло в основу интересных материалов! Ну и, конечно, поздравляю тех, кого мы называли внештатными корреспондентами. Я помню, какие у нас были замечательные с ними отношения.

В. Турин