Продолжение, начало 28.02.06 г.

Корр.: Т.е. традиции гостеприимства, несмотря на войну, все равно остались. А вы им … «твой дом… твою крышу… твой альбом…».

Александр: Так я же не местным жителям это говорил, а воюющей стороне.

Корр.: Но, по большому счету,  в чем разница? Взял автомат  – боевик, бросил автомат - опять мирный житель. А вот это радушие, о котором ты говорил, оно не показное?

Александр: Сразу видно, какой человек. Рад он или не рад. Мне там вообще-то нравится, я бы жил в Чечне и не только потому, что там красиво. Люди там нормальные, не то, что у нас. Тут одного бьют, другой пройдет мимо, как ни в чем не бывало. Лишь бы его не тронули. А они там все друг за друга.

Корр.: Отношения между нашими парнями и местными девушками там часто завязываются?

Александр: Не то, чтобы часто, но бывает!

Корр.: И что потом делать с девушкой?

Александр: С собой забирать. Отец ее уже не оставит в селе. Вот даже такие случаи были, после ваххабитов. Придут они в село - всех сгонят, ночь любви устроят. А потом отец девушки к нам приходит, просит, чтобы ее в Россию увезли, отправили. Потому что там ей уже замуж не выйти.

Корр.: А вообще отношение чеченцев к русским? Можно поставить на них крест?

Александр: Не будет у нас нормальных отношений. Но вот заезжали мы в Алхазурово, большое такое село, примерно, как Югорск и Советский вместе взятые. Там войны тогда не было, красивое такое. Заехали на рынок, девчонки вроде улыбаются, руками машут: привет - привет. И жизнь-то вроде продолжается, радостно так на душе стало. Война кругом, а тут рынок, изобилие, девчонки, весна. За село выехали, пацаны лет восьми-двенадцати уже со злостью в глазах кричат: «… дядя, кинь гранату». Ну, я чеку вынул. «На», - говорю. Конечно, не кинул, дети все-таки. Все, настроение сразу насмарку. Совсем ведь еще мелкие, а уже что-то против имеют. Ходят по полям, собирают патроны, оружие. Куда они его потом? Отцу, естественно, или брату отдадут.

Корр.: Ну, а, с другой стороны, как российские солдаты себя на этой войне ведут?

Александр: Чеченцы сами же мародерничают и списывают все на наших солдат.

Корр.: А российские не мародерничают?

Александр: Мародерничают. А куда деваться? Вот я солдат, дали мне палатку, нары деревянные. У меня в палатке ничего нет. Конечно, я буду мародерничать. Что мне в спальном мешке все время спать? Я заеду в село, возьму ковры, чтоб на нары постелить. Я с гор приехал, мне надо отдохнуть. Так оно?

Корр.: Ну и, соответственно, беря ковер, ты разрешения не спрашиваешь?

Александр: Нет.

Корр.: А как же старики-аксакалы?

Александр: Какие там уже старики? Мы же в селах разграбленных, разбитых, нежилых брали. Там где уже никого нет. Никто не живет.

Корр.: Мне ребята-чеченцы рассказывали такую ситуацию. Идет взвод мимо села. Смотрят - дом достраивается, большой такой, добротный. Чеченец достраивает. Ну, думают, наверняка, на наркотиках и на оружии - подорвали. Идут назад, дом опять уже почти достроен, они его опять подорвали. Потом их опять вернули – дом вновь стоит. Три раза один дом подрывали.

Потом такую еще ситуацию рассказывали: заходят в деревню, дом брошенный, туда входят, телевизор стоит здоровый-здоровый. Ребята его вытаскивают на улицу, кресло еще прихватили, старший по званию сел, зачитал приговор, и они этот телик расстреляли. Реально могло быть такое? У вас такое было?

Александр: Я не знаю. Я сам старался не брать ничего в руки. Потому что чеченцы, когда уходят, могут под тот же телевизор мину поставить, поднял, ты - труп. Дверь пнул - там граната висит, тоже труп. Мы первые шли, а это, может, пехотинец рассказывал. Я же в разведке был. За нами уже пехота идет. А чичи уходят, они же хитрые ловушки ставят. Без сапера не разберешься. Я же не могу за всех отвечать. У нас такого не было, у пехоты могло быть, наверное.

Корр.: А как насчет разговоров о нелегком житье солдатском?

Александр: Пехоте плохо, конечно, их и не кормят-то нормально. Солдаты грязные, завшивевшие, голодные. Жалко пацанов, совсем еще молодые. Вот мы идем впереди, высоту займем - следом они подтягиваются. Они все на себе тащат: палатки, боеприпасы, провиант. Потом еще полночи дежурят, и в боевых действиях участие принимают. А кормят их, как котят. В обед дают кусок хлеба, намазанный икрой кабачковой, что там еще… пакет чая, пакет сахара, банку тушенки, банку каши - на двоих. Хотя положено каждому по банке. Вечером пакет сахара - на двоих, пакет чая - на двоих, полкуска хлеба, банку каши. А мы ели от пуза. Вот сидим, смотрим, они идут, их уже качает. Попробуй на таком пайке окопы в скалах подолби. А в блиндаже офицеры жрут сидят. Так они и рады были, что мы их тянем за собой. Мы ж дальше идем, а им оставляем еду: хлеб, сало - это всегда оставалось. 

Корр.: А какое у тебя сейчас отношение к армии, к министрам, к политикам?

Александр: К армии нормальное. Да я бы остался еще служить, пока все не закончится.  А вот к министрам и политикам… поставил бы я их в ряд и…

Корр.: Так служить остался бы или воевать?

Александр: Да и воевать бы остался.

Корр.: Зачем?

Александр: Ну как, за пацанов обидно, отомстить. Там много их полегло.

Корр.: Но тогда мы от чеченцев-то, чем отличаться будем? Ведь они тоже, по идее, мстят! За веру, за землю, «за альбом»… Может, надо просто уйти оттуда?

Александр:  А я сколько говорил. В три ряда их там колючей проволокой обмотать, и пусть они делают, что хотят. Только вот придется не только их обматывать, на всех проволоки не хватит. Виноваты-то во всем, на самом деле, не простые люди, а властьимущие, политики.

Корр.: Какие-то сделки, договоренности между сторонами имели место? Как разойтись, когда начнется перестрелка, где проход?

Александр:  А как же, конечно. У нас Шамиль служил, дагестанец, бывало, что он с ними или они с ним связывались. Мы идем в разведку, нам дают маршрут. Тут они по рации на нас выходят, говорят: «Шамиль, уводи своих, нас много». Мы же маленькими группами ходили, необязательно по 25 человек, и впятером ходили. Они нас видят же, предупреждают.

Корр.: Это что? Жест доброй воли, что ли? Руководство их об этом знало или так, «солдат –солдату»?

Александр:  Конечно, знало, это же руководство на нас выходило. Им же нет резона нас стрелять просто так. Им деньги за что платят? За теракты, за подрывы, за обстрел колонны. А нас-то, разведку, зачем стрелять?

Корр.: А, может, это такой элемент сделки? Сейчас мы вас спасли, потом - вы нас?

Александр:  Не знаю, но так было.

Корр.: А еще какие ситуации нестандартные были?

Александр:  Еще сами друг друга обстреливали.

Корр.: А это как? Сами своих, что ли? Неужели не видно, кто это – русские или боевики?

Александр:  Это кажется, что видно. Форма-то у всех  почти одинаковая - НАТОвский камуфляж. У нас вот как было: мы пошли в разведку, и другое подразделение пошло. Мы на высоту поднялись, там по данным должны быть «чехи». Поднялись, а их там уже нет. Смотрим, внизу кто-то по тропе бежит. Они тоже нас заметили. Они бежать, мы их догонять. Слава богу, не перестрелялись, но одного парнишку все-таки задело. Спасло всех то, что двое узнали друг друга. Они вместе в учебке были. Когда разглядели, давай кричать: «Это ты?» - «Ну да, я».

А еще мне парень случай рассказывал, это в первую кампанию было. Наши уже войска вывели, а их взвод в горах забыли. Парень-то этот снайпером был, ну вот он всех отстреливает и отстреливает. Так его потом чуть не посадили, бедолагу. У него уже тоже нервный срыв чуть не начался: сидят в горах, их не забирают, еду не привозят. Так недели две это подразделение в горах просидело, пока не вспомнили, не забрали.

Корр.: А с шахидками встречались?

Александр:  С шахидками - нет, но был один случай. Только там была медсестра. В дом зашли - она там спряталась, раненый на столе лежит. Вот мы ее вытащили, повели. Она еще и сумку с собой тащит. «Чехи» нас не выпускают, на высоту не можем подняться. С нами молодой офицер. Парни говорят, мол, давай ее… Офицер этот: «Нет, давай ее в штаб отведем, она мой трофей». Ну ладно, дошли до пехоты, пехотинцы ее приняли, завели к офицерам в штаб, она все еще с сумкой. Сумку открывают - у нее там автомат «АКСУ» сложенный лежит. Они как давай на этого бедолагу-офицера орать: «Ты кого нам привел, она тут всех могла положить. А парень, офицер тот, после летного был. У нас не хватало офицеров, его к нам и кинули, печь топить…

Корр.: Все элитные подразделения, типа СОБРа, - это, действительно, профессионалы или больше «образцово-показательные отряды»?

Александр:  Да понты это все. Когда Аргунское ущелье занимали, осталось 175 метров. Все уже, конец. Приехали СОБРовцы. Пехота им выкопала ступеньки, провела канат между деревьев, чтобы они держались. Начальство, полковники - все наверху собрались, ждут. И вот идут эти толстые дядьки в бронежилетах с пластинами металлическими на заднице. Ну, чтобы и с горы скатиться можно было, да и пулей зад не прострелили. С собой только коротенькие автоматы - налегке, короче. А мы с пулеметами, у каждого по 1200 патронов за спиной, бушлат, т.е. полная экипировка кило по 40 на каждом. СОБРовец по ступенькам так чинно, медленно поднимается, еще и за веревочку держится. Я не выдержал, взял его и обогнал. СОБРовец мне: «Ни фига вы, пацаны, даете, шустрые какие». Поднялись наверх, там нам налили по стакану водки.

К ВВшникам как-то раз приехали - они сидят, медали делят. У этого есть - у этого тоже есть. А мы что, голодранцы. Говорим, «отсыпьте» нам-то хоть пару медалей. Нет. Не положено.

Они в рядовых столкновениях участие вообще не принимают, только в спецоперациях.

Корр.: И все равно не понятно. 20 век на дворе, вооружение современное. А по горам бегают каких-то 3 джигита, и целая армия никак с ними не справится. Так, может, просто цели такой не задано? Может, действительно, выгодно федералам воевать?

Александр:   Ну  вот  установки «Грады» у нас на вооружении. Мы в разведку идем - зачем перед нами этими «Градами» долбить? «Грады» отработали, боевики знают - сейчас пойдут войска. Они по блиндажам спрятались, слепой обстрел переждали, приготовились, ждут нас. Встречают. Вот что это? А если бы прошла разведка, дали бы корректировщику цели, потом по точкам тем же «Градом» отработали. А минометчики? Долбят, куда ни попадя.

Корр.: Без цели, координаты неточные?

Александр:   Простой пример. Мы сидим на одной сопке – «чичи» на другой. У нас костер - у них костер. Мы кушать сели - они кушать сели. Мы с ребятами собрались, пулеметы бинтами обмотали, чтоб на снегу не пестреть. Уже до их лагеря доползли, видим, вот они сидят - кучкой у костра. Нам осталось только встать и расстрелять. Там бы и один справился, всех одной очередью положить можно было бы. Слышим - свистит, минометы заработали. Бандиты тоже слышат, все врассыпную. Ну вот, они бабахнули - нашему же пацану пузо разорвало. Все, мы его в охапку и бежать в лагерь. А чехам что? Они разбежались. Несогласованность в войсках. Отсутствие координации. А авиация? Как с утра заданы координаты - там уже давно наши сидят, - а вертолеты только к обеду на эти точки вылетели, опять по своим подолбили.

Корр.: Из-за чего это?

Александр: Нет толковой координации.

Корр.: Стандартный вопрос. Если ты мог все вернуть назад, ты туда бы все равно пошел или сделал бы все возможное, чтобы не оказаться там?

Александр: Да нет, все равно бы на войну пошел. Только того чеченца, который меня ранил, вытаскивать бы из блиндажа не стал. Сразу бы гранату закинул.

Корр.: А как все случилось?

Александр: Я его вытащить из блиндажа хотел, он же раненый был, в плен бы взял. Четырех чеченцев вытащил, а он арабом оказался, отстреливаться начал. Ну и ранил меня, а парня, который следом за мной стоял, - убил.

Корр.: А каково убивать?

Александр: Там думаешь, что ли? Или ты подстрелишь, или тебя.

Корр.: Нет такого, как в фильмах показывают: первого убил и истерика начинается?

Александр: Да нет, там во время боя ни страха, ни времени не чувствуешь. Вроде только начали стрелять, на часы посмотришь - уже пять часов прошло. Адреналин-то в крови бурлит. Все в горячке. Во время боя страх вообще не чувствуется. Вот когда бой кончился, начинает колотить всего. Но это тоже только в первое время.

Корр.: К потере друзей тоже можно привыкнуть?

Александр: Нет, конечно. К такому привыкнуть нельзя. После того, как погиб мой друг, я просто не знакомился ни с кем, не сближался, сам по себе, так имя знаешь - и все.

Корр.: Тяжело на гражданке после такого? Война есть война, все понятно: черное - белое, приказ. Но вот на обычный конфликт после войны реагируешь как, по-другому?

Александр: Жестче я стал.

Корр.: Жизнь стала более ценной? И своя, и чужая?

Александр: Жизнь на гражданке-то сахар, конечно, но если меня завести, то я и кулаком насмерть смогу забить.

Корр.: И часто тебя заводят?

Александр: Да нет, меня вообще-то вывести  тяжело, раньше я совсем спокойным был, сейчас бывают, конечно, срывы.

Корр.: У всех ваших агрессивность повышена? Насколько оправдан разговор про необходимость реабилитации?

Александр: Что толку с этой реабилитации? Все равно психику ты не восстановишь. Только с годами маленько проходит. Сами встречаемся, разговариваем, проблемы решаем, обсуждаем.

Корр.: Снится война? Часто?

Александр: Снится, а как же. Я жену как-то раз чуть не задушил, приснилось, что в рукопашную пошли. Хорошо - сын растолкать меня смог.     

Корр.: На твой взгляд, когда война кончится?

Александр: Да никогда. Пока будут расти дети, они будут воевать. Вот мы уйдем, они, что, воевать перестанут? Да нет, они найдут другую причину. Они начнут между собой воевать - начнут в Ингушетию лезть. Руки без автомата уже не могут, они ничего не умеют больше. С молоком матери уже впитывается война.

Все что касается Кавказа… большая часть того, что там происходит, - это все, по большей части, порождение федералов. Есть места, где нельзя так вот по-дурацки прийти и по-русски разобраться, засучив рукава. Там народ не такой, другое отношение ко всему, к женщинам, к земле.

Корр.: Но как все-таки остановить войну? Реально?

Александр: Остановить реально, просто перекрыть границу. Чтоб из Афгана, Пакистана и Грузии не шли боевики, и не было притока денег и наркотиков.

Но это все очень трудно, и, похоже, не очень-то нужно политикам. На войне деньги делают все кому не лень. Даже местные жители. Сколько мы там попалили самодельных устройств по производству бензина. Я раньше все думал, как они бензин из нефти гоняют. Оказалось, обычный самогонный аппарат, только размером побольше. А система та же.

Корр.: В общем-то, система везде та же. Только масштабы разные. Закончится когда-нибудь эта война – нам неизвестно. Но надежда, как известно, умирает последней… Спасибо  Вам за интересный разговор.

Александр: Вам спасибо.

Вот такой «Разговор не для газеты»  получился у нас с этим молодым,  но уже многое повидавшим парнем. Мы не знаем правды… Да и у каждого участника тех событий – своя правда. Хочется верить, что эта беседа помогла нам хотя бы  на миг приблизиться  к пониманию происходящего в Чечне.

Подготовила  Елена Прохорова