Н.: Сейчас нефтяник - это не столько тот, кто стоит на буровой, работает на вышке, это просто работник промысла, куста. Времена бурения скважин в Югре уже давно прошли, теперь задача добывать и транспортировать нефть. Кстати говоря, и эти времена не ровен час закончатся.

Корр.: Об этом мы поговорим чуть позже, а пока расскажи, как же живется работнику самой зажиточной отрасли экономики?

Н.: Отрасль-то зажиточная, но вот ее работников назвать зажиточными можно только с большой натяжкой. Судите сами, у меня, например, зарплата около 40 тысяч, минус расходы на питание, получается 30 тысяч. Для человека, неделями живущего вне цивилизации, согласитесь, не самые большие деньги. Бывает так, что работать приходится сутками. По идее, в ночь мы должны работать, только если какая-то авария происходит, потом, соответственно, либо отгулы даются, либо это время оплачивается, но у нас нет ни того ни другого.

Корр.: Но, может быть, есть какие-то другие бонусы, кроме зарплаты, льготы, соцпакеты, страховки?

Н.: Есть. Но мне еще не удавалось ими воспользоваться. Говорят, что есть какой-то особенный страховой медицинский полис, по которому можно якобы съездить хорошо отдохнуть. Но не каждое медицинское учреждение согласно с этим полисом работать из-за проблем с оплатой. Даже просто в отпуск уйти бывает проблематично. Не то, чтобы не отпускают, просто время от времени происходят какие-то реорганизации, ликвидации, в результате которых отпуск теряется.

Корр.: Как живется в вахтовом поселке?

Н.: Условия проживания, в принципе, неплохие. Общежития с двух-, трехместными камерами (смеется): четыре стены, телевизор, кровати. Столовая, дорогущая зараза! Хотя вроде считается, что рабочая, но меньше чем на 200 рублей не покушаешь. Три раза в день питаемся, готовить самим запрещается, так как нет специально оборудованных кухонь. Раньше были с плитами, рукомойником, чайником, микроволновкой, как положено, а сейчас все это убрали. Говорят, на других вахтах дают специальные ланч-карты, на которых лежат 5 тысяч для питания.

Корр.: В каком режиме, в частности у вас, вахтовики работают?

Н.: Межрегиональная вахта - месяц/месяц. Местные – пятнадцать дней/пятнадцать дней или неделя/неделю.

Корр.: В основном из кого состоят рабочие: больше местных или приезжих?

Н.: Везде по-разному, у нас примерно поровну местных и чужеземцев.

Корр.: Ваша контора относится к «Лукойлу»?

Н.: На всякий случай я не буду говорить, относимся мы к «Лукойлу» или нет (смеется). Хотя сейчас все так перемешали, что не все, наверняка, знают, к кому они относятся.

Корр.: Наверное, ты общался с маститыми нефтяниками, в почтенном возрасте. Они рассказывают, как было раньше, а как сейчас и каковы тенденции?

Н.: Раньше было веселее, и деревья выше, и трава зеленее. Люди с охотой на работу ехали. Все было нормально, кстати, это как раз было до того, как пришел «Лукойл».

Корр.: А что не так стало при «Лукойле»?

Н.: Дело, может, и не в «Лукойле», конечно, просто тогда все было государственное и отношение к людям другое. Сейчас начальство считает, что работяги – это быдло, тупые, ничего незнающие. Раньше руководители были из рабочих, сами лазили в этой грязюке, морозили сопли, как говорят, то есть действительно знали производство от и до. Сейчас пришло поколение белых воротничков с высшим образованием и началось. Сидит такой начальник - юный, румяный, но наглый и борзой, никого ни в… грош не ставит. Конечно, есть грамотные специалисты, но их становится все меньше и меньше. Это в основном старые, побитые жизнью, совдеповские мужики. На смену им приходит молодняк - навороченные менеджеры, мажоры, которым все вокруг должны просто по факту их рождения. Они нефть-то видели только по телевизору, от таких руководителей особенно неприятно выслушивать. Ведь даже жесткое обхождение можно снести от человека, который ветеран своего дела, нежели от человека, который, по большому счету, руки ни разу не испачкал. Часто человек, проработавший долгое время, даже не имея образования, гораздо больше и лучше знает производство, чем тот, который пришел после института, будь у него хоть три высших образования, хоть семь пядей во лбу.

Корр.: Поговаривают, что у нефтяников очень строго с дисциплиной. Так ли это?

Н.: Да, так. Есть постановление, в котором все расписались, что каждый обязуется, если увидит человека, нарушающего правила поведения проживания в общежитии, распивающего спиртные напитки, курящего в неположенном месте, тут же брать барабан и яро стучать вышестоящему начальству или же сразу гоблинам докладывать.

Корр.: Гоблинам?

Н.: Это мы так в шутку называем службу безопасности.

Корр.: Ну и как, работает система?

Н.: Люди, они же не все сволочи. Хотя и одной-двух хватает, чтоб всем насолить. Но они долго не живут.

Корр.: А что такого драконовского-то? Вроде разумные требования.

Н.: По идее, конечно, правильно, но вот по форме не всегда так.Каждые выходные приезжают гоблины с автоматами, только непонятно, кого стрелять собираются? Проверяют. Если ты после одиннадцати вышел покурить в отведенное для этого место, пристанут: «Чего не спим? Времени сколько? Давай бегом спать, а то сейчас протокол напишу, что в неположенном месте куришь. Быстро докурил и пошел спать”. Короче, как в пионерском лагере.

Корр.: А как насчет выпивки?

Н.: Очень жестко. Ни купить, ни достать, ни провезти. При въезде на промысел не всегда, но досматривают.

Корр.: Часто приходится слышать, что на хорошие должности людей ставят не по принципу профессионализма, а по принципу приближенности, связей. В нефтяной сфере также?

Н.: Конечно. Всегда так было, есть и будет. Раньше приближенный, но хоть что-то знающий, а сейчас приближенный и ничего незнающий. Чем ближе приближенный, тем меньше знающий. Как в анекдоте: встреча одноклассников, спрашивают Вовочку:

- Вовочка, кем ты стал?

Он отвечает:

- Я - генералом.

- Как генералом? Ты же в школе ничего не знал!

- Да я и сейчас ничего не знаю, но чтобы завтра все было сделано!

Корр.: А, может, все, что ты говоришь - это типичный конфликт работников и руководства? Может, это роптание уже у нас в крови?

Н.: Есть такое дело, согласен. Но часто для этого есть основания.  

Корр.: Нефтяные компании пытаются всячески продемонстрировать, что они не какие-то временщики, что они пришли всерьез и надолго. Они заботятся о людях, об экологии, о социальных аспектах. В обществе же есть мнение, что, наоборот, все они временщики, пришли, чтобы свое хапнуть минимальными способами, нагадить и свалить. А ты как человек изнутри, как видишь эту ситуацию?

Н.: Я больше склоняюсь ко второму мнению,похоже, что действительно временщики - больше хапнуть и свинтить. Нефть кончится, чем они заниматься будут здесь? Да ничем. Говорят, что потушили все факелы, на которых попутный газ сжигается. Его куда-то толкают на переработку. Они действительно его толкают, но не всегда получается так, как пишется в отчетах. Постоянно возникают проблемы. Поэтому, как и прежде, газ сжигают. Эффективность этой системы сильно преувеличена. Сказали, не подумав, что нужно сделать так-то, так-то. Ну и сделали на скорую руку.

Корр.: Часто ли бывают разливы?

Н.: Много и довольно часто. Буквально осенью был крупный разлив. Все ликвидируют быстро, но по-тихому, так как штрафные санкции от «зеленых» будут о-го-го какие. Поэтому привлекают рабочих с других промыслов и все это закапывают. Кстати, оборудование старое тоже чаще всего вместо утилизации просто закапывают. И этого “добра”, я скажу, ох, как много в земле Югорской.

Корр.: А почему оно не сдается на металлолом?

Н.: Существуют разные документы и регламенты, по которым это сделать крайне тяжело.Не так просто все это вывезти за пределы промысла. Вывозить ничего нельзя, проще закопать.

Корр.: Когда промысел иссякнет, можно будет ехать и откапывать.

Н.: Да. Сейчас так и делают многие частные фирмы по приему железа - ездят по промыслам и откапывают.

Корр.: А, может, это какая-то система, закапывают для своей пенсии?

Н.: Может быть. Как-то случай был, кто-то увел метров десять кабеля КРБК, метр которого весит несколько килограмм, то есть дорогой очень. Сразу стали разбираться, куда он подевался, кого расстрелять. А потом копнули старый котлован, там целыми бухтами такой кабель лежит и гниет.

Корр.: Мне казалось, что в таких компаниях все работники сплошь одни патриоты. Насколько такой пессимизм распространен у работников?

Н.: Люди не то чтобы не патриоты своей компании, они просто боятся потерять место работы. Брюзжат, недовольны, но терпят.

Корр.: Если не все так здорово, чего же держаться за место?

Н.: Так оно, но остальная экономика вообще развалена. А вахтовики - это не те люди, которые могут пойти и работать клерками или прочим кабинетным планктоном. У всех опять же семьи, дети, кредиты, так что пока терпелка не закончится, приходится тянуть лямку. Тем более, сейчас нарастает конкуренция с приезжими из других регионов. Работодателю выгоднее нанимать тех же башкир или других работяг с большой земли. У тех, кто приезжий - отпуск 28 дней, а у местных – 50. Приезжим не сразу северные платить надо, а местным - сразу.

Корр.: Получается, что местные работники проигрывают конкурентную борьбу приезжим.

Н.: Получается так. Я думаю, законы рынка все расставят не в нашу пользу - либо у нас отменят северные льготы, либо нас выдавят приезжие.

Корр.: А как у нас обстоят дела с нефтью, много ее еще осталось?

Н.: Не так уж, чтобы навалом, но пока еще есть. Но увеличить добычи становится все труднее и труднее. Многие старые кусты на стадии падения, там уже не нефть, а вода с пленкой нефти. Выжимают все до последнего. Надежды на законсервированные скважины не всегда оправдываются. Открывают такую консерву, она неделю прет, вторую, третью, пятую, месяц, два. Полгода проходит, иссякла. Хотя предполагалось, что ее на долгие годы хватит. Опытные нефтяники говорят, что в реальности объемов нефти может оказаться в разы меньше, чем это написано в бумагах. По причине того, что у геологов, когда шли поисковые работы, размер премий за обнаружение месторождения зависел от объемов нефти в нем. И они, разумеется, писали, что в скважине четыре цистерны, а на самом деле оказывалось там всего три ведра. Но это, конечно, вопрос не моей компетенции.

Корр.: Спасибо за разговор и трудовых успехов впредь.

С. Петренко